Виктор Васильевич Шутов (27 июля 1921, Юзовка — 21 июля 1988) — советский писатель и поэт, член Союза писателей СССР. Он воевал не только в годы Великой Отечественной, но – всю жизнь. С человеческой подлостью, глупостью, беспамятством. Оставил богатое наследство в виде поэтических сборников «Крутые уступы», «Любовь и память», «Мое поколение», романов «На острие ножа» и «Свет Куинджи», книг для детворы, повестей, среди которых особо выделяется «Смерти смотрели в лицо» – о деятельности донецких подпольщиков в годы фашистской оккупации. Писал Виктор Васильевич и очерки о столице шахтерского края – «Открою город заново», и посвященные нашему региону песни – «Шахтерская лирическая», «Город синих терриконов», «Любимый Донбасс», «Мягкий уголек», «Саур-Могила». Он был по-настоящему, без ложного пафоса, влюблен в эту землю. Так, как умеют немногие… 
Писал по-человечески
«Не за морями-океанами –
Передо мной мой шар земной,
С его судьбы меридианами,
С его рабочей широтой.
Мой шар земной – планета малая,
Отцовский край – родной Донбасс
С его делами небывалыми,
С его житьем – не на показ.
В ладу с вселенскими законами,
Не нарушая ход планет,
Мой край, вздымаясь терриконами,
Берет из недр тепло и свет», –
так размашисто описывает родную землю внук и сын шахтера. Которого судьба в юном возрасте свела с еще одним певцом Донбасса – Павлом Беспощадным.
Дело было в день Красной Армии, 23 февраля 1938-го. Ребята, занимавшиеся в Доме пионеров столицы края, чествовали красноармейцев и командиров. Витя со сверстником от имени литкружковцев вручил по поручению юных художников гостям картину. «Я был в больших черных, уже поношенных валенках, неуклюже переваливался с ноги на ногу. С трудом поднялся по крутым ступенькам на сцену и, робея, проговорил приветственное четверостишие», – вспоминал он.
А 15 лет спустя, когда преподнес Беспощадному свой первый сборник стихов, тот вспомнил, что был на той встрече в Доме пионеров… И мальчишку в неуклюжих валенках – тоже. Они дружили, Шутов про себя называл Беспощадного «батей» (тот ровесник его отца, погибшего на войне). Павел Григорьевич на своей книге «Песни труда», подаренной Шутову, написал: «Витя, никогда не выдумывай, пиши по-человечески». Тот так и делал.
– Его прозаический и поэтический язык был не очень чистый, но удивительно искренний. Да и человеком он был таким – честным во всём. Верил в то, что говорил, писал и делал. Этим и цеплял, – вспоминает известная донецкая поэтесса Елена Лаврентьева, знающая Шутова с 1971 года, когда она вступила в Союз писателей.
Защитник Ленинграда
Войны он хлебнул полной ложкой. Сначала бился с белофиннами, потом – с фрицами.
– Мы познакомились и подружились в самом конце 1944 года, когда для ленинградских зенитчиков война практически закончилась, и мы оба, ранее служившие на разных батареях, оказались в Девяткино, северном ленинградском пригороде, в военном городке полка, на льготном положении руководителей художественной самодеятельности, – рассказал Валентин Рабинович (Рич) – один из основателей и в течение 30 лет руководителей журнала «Химия и жизнь», автор полутора десятков книг.
С ним Шутов делился самыми яркими военными воспоминаниями. Как он, младший сержант, при выгрузке своей пушки с железнодорожной платформы сильно повредил ногу. После долгого лежания в госпитале был отправлен на поправку домой, но до Донбасса не добрался: немецкие танки перекрыли дорогу. И в декабре 1941 года, когда по Ладожскому озеру шли на Большую Землю караваны грузовиков с блокадниками, Виктор упорно двигал в противоположном направлении – в измученный Ленинград, на родную зенитную батарею (где был командиром орудийного расчета).
В 42-м в блокированном городе на Неве вышел поэтический сборник зенитчиков под названием «Тревога». Были там и стихи Шуто-ва. Их становилось всё больше и больше: о боях, о любимых, верно ждущих солдат, о регулировщице (вскоре эти поэтические строки стали песней «Девушка с флажком»).
Шутов закончил войну старшиной, с медалями «За боевые заслуги», «За оборону Ленинграда» и желанием поделиться тем, через что прошел сам. Да и вся страна:
«Не спросила: хочу ли, могу ли,
Просто: «Надо», – сказала она,
И пошел я под бомбы и пули,
И легла мне на плечи война.
Не стенал под кровавою ношей,
Только падал и снова вставал,
И на бога ничуть не похожий,
И карал, и рубил наповал.
Среди равных – ни лучший, ни худший,
Находил и терял я друзей,
И ремень подпоясывал туже
От блокадных, как слезы, харчей.
Да, бывало – от ветра качало,
И на травы бросало, и в грязь,
Только жизни не меркло начало,
И с землей моя связь не рвалась».
Битва за подпольщиков
Демобилизовавшись в конце 1946 года, он вернулся в родной Донецк, тогда еще Сталино. Трудился на заводе, был инструктором обкома комсомола, работал в редакциях газет «На страже социалистического Донбасса», «Комсомолец Донбасса», в журнале «Донбасс». Заочно окончил московский литинститут им. Горького.
– Он был больше журналистом, чем художником слова, – уверяет Елена Лаврентьева. – И рассказывал куда интереснее, чем писал. Кстати, ревностно относился к тому материалу, который собирал с величайшим трудом. Был прирожденным краеведом, что в сочетании с великой любовью к земле, на которой родился, помогало писать прекрасные вещи. Огромная заслуга Виктора Васильевича в том, что он одним из первых, если вообще не первым, так подробно написал о донецком подполье.
Тема эта до поры-до времени была под большим амбарным замком. Как ни душили оккупанты донецкое подполье, оно снова и снова оживало, не давая врагу покоя. И тогда, покидая Донбасс, немцы распространили клеветническую информацию о мнимом сотрудничестве с ними руководителей подполья. «Дезе» поверили и с героями сопротивления расправились свои же: кого поставили к стенке, кого бросили в тюрьмы и лагеря.
Лишь в 1959-м начали розыск тех, кто во время фашистской оккупации боролся в донецком подполье. И Шутов, признававшийся:
«Не скрываю – до сих пор ценю
Суть людскую мерой фронтовою:
Вместе с теми, кто лицом к огню,
Кто за правду встать готов горою»,
буквально землю рыл, добиваясь той самой правды, за которую проливал кровь. И за которую бились те, кого пытались предать забвению. И никакие преграды (ему грозили арестом, исключением из партии, куда вступил в 43-м) остановить Виктора Васильевича не могли.
Он выступал по радио и ТВ, много работал в архивах Донецка, Киева, Ростова, Москвы, Ленинграда. Встречался и переписывался с бывшими подпольщиками и их родственниками. В его личной картотеке было около 400 (!) имен участников антифашистской борьбы. Он не только вернул нам забытые имена, но и обелил многие из них. И даже выступал на судебном процессе против шпиона, пойманного в Дубнах, где он пристроился в научном центре. Того самого, стараниями которого за наших подпольщиков взялось НКВД.
Вскоре появились книги: «Смерти смотрели в лицо», «Рядовые подполья» и другие. Благодаря такой многолетней кропотливой работе Шутова школы и улицы Донецка теперь названы именами героев-подпольщиков.
Есть в нашем городе и улица имени Шутова. А вот мемориальной таблички на доме, где он прожил долгие годы с супругой Марией Аксентьевной Кащенко (она была учителем географии, вместе вырастили сына и дочь), найти не удалось. Местные жители говорят – снял кто-то из вновь вселившихся, устанавливая кондиционер…
Он ушел в 1988-м, вскоре после того, как стал почетным гражданином Донецка. «Города синих терриконов и звонких тополей», как написал однажды. Города, которому посчастливилось, что в его орбите была такая планета – Шутов.
Немного о себе
Как положено на свете, –
Я покину мир земной, –
Сообщат о том в газете
И забудут – с глаз долой…
А, возможно, критик местный
Вдруг да вспомнит обо мне:
Мол, в Донбассе был известный,
И немного всей стране.
Биографии шахтерской,
На войне – простой солдат,
По комплекции неброский,
Не из робких и не хват.
Попадал в беду – не охал,
И здоровье не берег;
Сочинял стихи неплохо,
Приналег бы – лучше смог.
После ратного похода,
Ради счастья и весны,
Врачевал со всем народом
Раны горькие страны.
А во время передышки,
Как в недавние бои,
Побратимам – не из книжки –
Он читал стихи свои.
О товарищах-рабочих,
О геройских их делах;
Может, с рифмою не очень,
Но душа жила в строках.
Может, слабость в смысле слога,
Но в стихах был свет от звезд,
Возвышалась в них эпоха
В богатырский полный рост.
Билось пламенное время
И, возможно, потому,
Что одной судьбой со всеми
Было жить светло ему.
Так ли скажет, я не знаю,
Местный критик вдалеке,
Но пока я уповаю:
Может, вы в моей строке
Ощутите вдохновенье,
Что передано словам,
Что хоть капельку волненья
Перельется в сердце к вам.
Виктор Шутов.